Парикмахер Online 3. Total recall (Вспомнить всё) фрагменты

стать, играй Вить. Я вот, когда время свободное есть, во всякие мужские игры играю. И в войнушку, и в прятки, и в гонки, и боксирую иногда.
– На игровой приставке?
– Э нет, братуха, в реальной жизни. А ты вот что мужского делаешь в своей жизни? Сидушку от унитаза только поднимаешь? Ха-ха-ха. Нет, братуха, так нельзя, женщина – она тоже человек (обнимая Алису за талию), она внимания хочет. Я тоже её всегда хочу. Нет, зря смеёшься, Вить, правда, хочу, сильно так хочу. А она часто вредничает и не хочет. Вот и приходится идти и в грушу долбить. Правда, иногда и челюсти попадаются под горячую руку, но это фигня (показывая свои разбитые колотушки).
– Так о чём это я, Вить? Ты наливай, наливай. Не сачкуй там, на раздаче. И Алиске налей тоже… Будешь?
– А то! – удивлённо ответила она.
– Ах, хорошо (поглощая виски и одновременно поглаживая Алису по стройной ножке, так аппетитно вылезающей из глубокого разреза её платья). – Ну, Вить, машинок у меня сейчас нет, солдатиков тоже, а вот женщина есть, как ты уже успел заметить. Садись на стул. Так вот, давай-давай (протягивая стул).
– Это ещё зачем? – спросил я.
– Будем прививать тебе чувство женщины. О, кажись, и фильм такой был – «Чувство женщины» с этим, ну, со шрамом на лице мужик играл. Как его там, Аль Бано? Да, Аль Бано, вроде.
– Это как это, чувство женщины? И что значит прививать? Я что, дерево?
– Вот видишь, Вить, ты даже не знаешь, как чувствовать женщину. Ну, ты и дерево, Вить. Дуб, короче, непривитый… Хватит гнать пургу, садись и жди. Алиска, музыку! Давай, милая, растерзай его на кусочки, пусть стул у него задымится, под его задницей.

Заиграла песня Джо Кокера из фильма «Девять с половиной недель», в котором Микки Рурк получил настоящее наслаждение от танца со шляпой в исполнении великолепной Ким Бэсинджер. Я приготовился к серьёзному испытанию, но чтобы к такому?!?! Это требует отдельного и тщательного рассказа. Итак:
Своей могучей рукой Валентин одним движением сдвинул стол в угол кухни. Таким образом, освободилось место для танцпола. Потом он поставил стул и усадил меня на него. Что тут началось!!! Я вам не могу передать это словами, но всё же попробую. Такой приятной, но в то же время чудовищной пытки, задевающей самые живые струны моей души, я не видел нигде. Это был какой-то секс «СС», вроде допроса в подвалах гестапо, где зверски замучили деда Потапа. Сначала мои руки привязали к стулу, потом облили холодной водой, таким образом вновь намочив мою высушенную с великим трудом одежду. И начался танец с элементами явной эротики. Всё бы ничего, если бы не пьяные комментарии Валентина, которые сыпались мне в уши, по ходу всего секс-шоу. Алиса была в явном кураже, её тело извивалось гремучей змеёй, готовой броситься в любой момент по зову инстинкта. Мой пульс подскочил почти запредельно, так как извивалась она вокруг меня, периодически присаживаясь ко мне на колени то передом, то задом – как избушка в народных сказках. Я даже затрудняюсь сказать, как именно выглядело лучше. Со всех ракурсов – ПОТРЯСАЮЩЕ! Но всё это действо сопровождалось Валентиновым: «Что чувствуешь, братуха?», «Какие желания появляются?», «Не молчи, говори!».

Но я молчал, как партизан молчит на допросе. А что я мог сказать, когда дымился весь и сгорал заживо, не чувствуя потоков холодной воды, которой поливал меня Валентин. Кстати, о воде. Алиса тоже ливанула её на себя, думаю, что стало жарко не только мне, но и ей. В результате этого платье прилипло к шикарному телу, подчёркивая все прелести, скрывающиеся под ним. От свечей, горевших на кухне, её тень скользила то по стенам, то по полу, то по потолку. Казалось, Алиса была везде, но, как абонент, недоступна. Как же мне хотелось порвать эту дурацкую верёвку и заключить в свои объятия эту безумно красивую и желанную девушку. Но опять за спиной: «Как дела, братуха?», «Ну, что скажешь?», «Да, брат, это тебе не в машинки играть. Тут видишь, чего творится? Ну, хоть что-нибудь шевельнулось?»
– Давай я тебе одну руку освобожу, но только одну, хоть дотронешься до неё. Стоп, стоп, стоп!!! Одну, я сказал! Ишь ты, какой прыткий, Витя. Это ведь жена моя, а не какая-то там проститутка!!! Можно сказать, от сердца отрываю, хочу человеку в беде помочь. Так что ты это помни, хотя добро мало кто помнит. На, хлебни вискаря чуток, может, зацепит тебя мужской волной. А если так и не зацепит, то извини, Вить, я на это долго не смогу смотреть! Я и сейчас, если честно, еле держусь, уже давно бы её в спальню уволок, причём не как какой-то там паучок, который муху уволок, а как огромный комар с шашкой наголо. Понял, Вить?

А что я мог ему ответить, когда Алиса, как дикая кошка, на четвереньках двигалась в моём направлении, и вскоре её голова с моей причёской оказалась между моими коленями! Это был высший пилотаж, моя отвязанная рука сама потянулась скользить по её мокрому телу. И вдруг:
– Ооо! Наконец-то!!! Так ты мужик всё же! Дай я тебя расцелую, братуха!
И тут я вспомнил своё детство, когда меня облизывала моя собака. Ощущение было таким же, только от собаки не пахло бухлом и сигарами.
– Иди ко мне, моя девочка, иди, грязная потаскушка, иди к папочке. Ты же и мёртвого поднимешь (показывая на меня рукой).
Его огромные ручищи скрутили Алису, затем подняли с пола и унесли, по пути задевая стены и люстры, в тёмные катакомбы квартиры. Я остался один – со своими ощущениями, с мокрой рубашкой и опять с маловатыми джинсами, давившими в одном месте. А где-то там, в глубине квартиры, слышался звериный рёв и хруст мебели. Я даже не знаю, сколько времени просидел на кухне один. Но постепенно ко мне стала возвращаться осознанность. И когда звуки стихли окончательно, я освободился от верёвки и стула, допил виски в бокале, взял сумку с инструментами и двинулся к двери. Так как ключи торчали в замке, открыть дверь не составило труда. Когда я прикрывал дверь, то слышал музыку из ещё играющего магнитофона. Она звучала гораздо тише храпа, раздававшегося в катакомбах этой квартиры. Через пять минут я уже дышал свежим воздухом, под ногами булькали лужи, светофоры на перекрёстках мигали жёлтым светом, ни одной живой души – город спал. Не до сна было только мне, одинокому парикмахеру, бредущему домой, да одинокой луне, которая смотрела на небесный танец звёзд. Я поднял голову, и мы встретились взглядами. Только я и луна…